4aef3a5d

Ямпольский Борис - Альбинос



Борис Ямпольский
Альбинос
В очень давние времена мы с ним учились в Единой трудовой школе по
Дальтон-плану. Тогда сочинения писались коллективом, и пока все по очереди,
брызгая пером, пыхтели над тетрадью, он на улице гонял мяч, или стрелял из
рогатки, или дразнил сумасшедшую старуху, но на уроке он первый подымал руку
и вслух, с выражением читал коллективное сочинение, и учительница говорила:
"Молодец! Прекрасная дикция".
Это был толстый, белобрысый, вздорный мальчик в спортивных гольфах и
заграничном берете с пушистым алым помпоном, единственный сын модного
дантиста с Крещатика, и уже в те тощие годы он имел фотоаппарат "зеркалку" и
ружье "монте-кристо", по каждому поводу говорил: "Люкс! Экстра!", и его
звали "Мара-француз". При опытах качественного анализа ему подливали серную
кислоту, часто давали под микитки, а он терпел и не жаловался, только,
вставая с земли и отряхивая пыль, говорил: "Эх вы, эмпирики". Ему добавляли
и за это. А он, вторично отряхиваясь, бубнил:
"Ну и что, нумизматики". Любое редкое или непонятное слово в его устах
превращалось в ругательное. Так как он имел обыкновение сидеть в каждом
классе по два года, я скоро потерял его из вида.
Мельком я встретил его уже только во время войны. Еще у костелов Львова
стояли в засаде камуфлированные танки, по улицам брели зеленые колонны
пленных немцев, то здесь, то там рвались , мины замедленного действия, когда
в сумбуре только что освобожденного города из роскошного подъезда гостиницы
"Жорж" меня окликнули:
- Эй ты, эклектик!
Навстречу шла румяная, плотная, счастливая физиономия с пышными
бронзовыми бровями. Мера-француз был в новенькой стальной, с сиреневым
генеральским отливом габардиновой гимнастерке, без погон, в новых синих
диагоналевых галифе и сапогах-бутылочках, не военных, но имеющих прямое
отношение к войне на высшем интендантском уровне. Он тоскливо скользнул по
моей выгоревшей пилотке, кирзовым сапогам и кобуре из кожзаменителя и
спросил:
- Ну, как тонус? На уровне или не на уровне?
- А ты что тут делаешь?
- Я по тылу, - сказал он загадочно.
- Что это значит, по тылу? Он рассмеялся и потом серьезным шепотом
спросил:
- Слущай, я только на "У-2" прилетел из Киева, не знаешь, где тут можно
копнуть сахарин?
- Какой сахарин, зачем сахарин? Он с жалостью на меня посмотрел.
- Марат! Марат! - закричали из длинной, черной машины "Форд-8".
- Алла верды, спаси нас господи, - он помахал мне ручкой, сел рядом с
шофером в кожаном картузе и укатил. И вот однажды, уже в глубоко мирную
пору, горящая путевка загнала меня на минеральные воды. - Симтоматичный
молодой человек! - услышал я на санаторской террасе знакомый голос. Передо
мной стоял толстощекий мужчина с широко открытыми, жадными ноздрями.
- Неужели, Марат, ты болен!
- Модус вивенди! Жру канцелярские кнопки в майонезе! - И он так
громогласно захохотал, что воробьи, клевавшие крошки, прыснули во все
стороны.
- А что это у тебя?, -вдруг спросил он.
- Копирка. У него засверкали глаза.
- А зачем тебе копирка?
- Сочиняю.
- Схвачено!- сказал он. - Из головы или из фантазии?
- По-разному.
- И сколько за это платят?
- Тысячу рублей за страницу, - вдруг сказал я.
- Не свисти, - и взглянул искоса: "А может, правда?" Марат оказался в
санатории знаменитостью и наполнил его размеренный скучный распорядок
веселой паникой. Еще издали слышно было, как он приближается, в те времена
он, согласно моде, носил грандиозные башмаки толстой подошве чуть ли не из
автомобильных шин, и



Содержание раздела